Комментарии Версия для печати

Шенников А.А.
ПОСЕЛЕНИЯ
(из книги: Очерки Русской культуры
XVII века. - Ч. 1. - М., 1979. - С. 165-183)

Средневековые поселения можно подразделять по роду занятий жителей на поселения сельского типа, связанные главным образом с сельским хозяйством, и поселения городского типа, преимущественно ремесленно-торговые. На Руси в XVII в. имелись те и другие. Но названия типов поселений не соответствовали современным: городами назывались поселения с оборонительными укреплениями, а неукрепленные селения имели иные названия. Мы будем рассматривать поселения в основном в соответствии с современной классификацией, но с оговорками о терминологии XVII в.

Преобладали поселения сельского типа — крестьянские селения вместе с сельскими усадьбами феодалов. К этому же типу надо относить и характерные для пограничных районов поселения «служилых людей» разных категорий — профессиональных воинов, составлявших регулярное войско Московского государства и занятых в мирное время сельским хозяйством, а также поселения донских и некоторых других казаков, тоже военизированных групп населения, до известной степени автономных по отношению к Москве.

По взаимному расположению и группировке сельских поселений различается несколько систем расселения. Разные системы были характерны для разных физико-географических ландшафтных зон и для различных уровней хозяйственного и социально-экономического развития населения. Каждая система расселения имела свои виды и формы поселений, которые, в Свою очередь, развивались и изменялись.

В лесной зоне европейской части Российского государства в XVII в. последовательно сменялись три системы расселения. Наиболее старая типична для малонаселенных лесных местностей с большими массивами неосвоенных земель и с преобладанием «черносошного» крестьянства, имевшего развитую территориально-общинную организацию1. Земля крестьянской общины (юридически «государева» земля в пользовании крестьян) простиралась на многие десятки верст. Административным, торговым и религиозным центром общины был погост — селение, в котором у торговой площади группировались усадьбы представителей общинной администрации, церковь с дворами духовенства и кладбище, но было мало или вовсе не было усадеб рядовых крестьян, которые жили в деревнях. Деревней называлось маленькое селение, часто односемейное и редко более чем на 3—5 семей, вместе с относящимися к нему полями и прочими угодьями. Деревни были разбросаны по всей общинной земле за много верст от погоста и друг от друга. Место покинутой деревни называлось пустошью. В некоторых районах пустошей было больше, чем деревень, и прослеживается систематическое превращение деревень в пустоши и обратно, несколько раз в течение столетия. Когда вследствие прироста населения осваивалась ранее никогда не паханная земля, то первая деревня на такой земле называлась починком. Вся земля общины обычно называлась тем же термином погост, употреблялись также термины волость и др. 2

В XVII в. эта система расселения, которую можно условно называть «погостной» системой, сохранялась главным образом ,на севере лесной зоны, где она местами уцелела и позже3.

У исследователей пока нет единого мнения о причинах появления и долгого существования «погостной» системы расселения. По одной из версий, рассредоточенное размещение и мелкие размеры деревень связываются с применением лесных вариантов переложных систем земледелия. При этом форма «погостной» системы с периодической заменой деревень пустошами и обратно объясняется применением одной из переложных систем — так называемой лесопольно-паровой, требовавшей периодических переносов деревень в пределах общинной земли; другая форма — с постоянными деревнями — объясняется применением так называемой комбинированной системы земледелия. По другой версии, в XVII в. в лесной зоне уже не было переложных систем, господствовала паровая система земледелия, поэтому рассредоточенное расселение остается без удовлетворительного объяснения, а наличие пустошей объясняется «запустениями» из-за войн, аграрных кризисов и других чрезвычайных происшествий. Вопрос останется открытым до тех пор, пока будут существовать взаимоисключающие представления об истории систем земледелия в лесной зоне средневековой Руси4. Погостная система расселения постепенно заменялась иной. Деревни становились многосемейными, при погостах тоже появлялись усадьбы рядовых крестьян, центральное селение общины получало название село, а название погост сохранялось за церковной усадьбой с кладбищем.

Если сразу вся община попадала во владение одного крупного феодала, светского или церковного, то вначале это мало отражалось на системах расселения. Лишь на погосте, если он еще не стал селом, или в уже сложившемся селе появлялся двор приказчика. Крупные светские феодалы редко жили сами в своих вотчинах (кроме пригородных), а центральные усадьбы монастырей располагались вообще отдельно от крестьянских поселений.

Система расселения с крупными селами и мелкими, но уже не однодворными деревнями была характерна для районов «черносошного» крестьянства, кроме тех северных, где еще господствовали погосты. Эта же система существовала в крупных дворцовых, боярских и монастырских вотчинах в более южных частях лесной зоны.

Следующая стадия развития расселения наблюдалась в районах мелкого помещичьего землевладения. Имения становились меньше, чем территории прежних «черносошных» общин и церковных приходов, а затем нередко и отдельные селения делились между несколькими владельцами. Вместе с имениями делились и общины. В крестьянских селениях появлялись усадьбы не только приказчиков, но и самих помещиков, и не только в селах, но и в деревнях. Так складывалась система расселения с многосемейными селениями трех видов: деревня — без усадьбы феодала и без церкви, сельцо — с усадьбой феодала, но без церкви, и село — с церковью. Размеры селений становились разнообразными, бывали и деревни крупнее сел, хотя в среднем села оставались самыми крупными селениями. К началу века такая система расселения уже существовала в юго-западной части лесной зоны, особенно на Волго-Окском междуречье, и постепенно распространялась на север и северо-восток5. Села, сельца и деревни начинали объединяться в группы, тяготевшие к наиболее крупным торговым селам и ставшие в XVIII в. основой для новых государственных административных единиц — волостей.

Первичной ячейкой сельского поселения была крестьянская усадьба— двор, по терминологии XVII в. Она состояла из собственно двора — огороженного участка с важнейшими постройками, овощного огорода и огуменника — участка для хранения и первичной обработки (молотьбы и пр.) урожая зерновых культур. В одноусадебной деревне взаимное расположение частей усадьбы могло быть разнообразным. Но с ростом в поселении числа усадеб они получали более четкую форму и структуру6

Взаимным расположением усадеб определялась форма поселения. Не все селения начинали свое развитие только с односемейных деревень. Нередко уже починки — зародыши будущих деревень — основывались сразу двумя-тремя семьями, ради взаимопомощи при трудоемком первоначальном освоении лесной целины. К основателям починка затем подселялись новые семьи извне. Неродственные между собой семьи, создавшие такими путями первоначальное ядро многоусадебной деревни, обычно ставили свои усадьбы на значительных расстояниях друг от друга, разделяли их полями, выгонами и т. д. Далее селение росло уже за счет естественного прироста населения и деления семей. На местах первых усадеб основателей селения возникали группы пристроенных друг к другу усадеб разделившихся родственников (выделявшиеся молодые семьи в первое время нуждались в помощи родителей и родственников и не расселялись далеко друг от друга). По мере разрастания таких групп усадеб родственников промежутки между ними суживались и превращались в кривые, запутанные улицы и переулки.

Когда не оставалось места для дальнейшего разрастания этих групп-кварталов, родственный принцип группировки нарушался, и новые усадьбы выделявшихся семей ставились рядами вдоль дорог, расходившихся от селения, образуя относительно регулярные улицы. В то же время в старых центральных частях таких селений группировка по родству тоже постепенно нарушалась из-за перепродажи или обмена отдельных участков, причем и здесь тоже регулировалась планировка. С одной стороны, под давлением растущей плотности застройки участки приобретали прямоугольную форму, обеспечивавшую наиболее экономичное использование земли. С другой стороны, улицы выпрямлялись и расширялись по транспортным, противопожарным и иным соображениям. Обе тенденции медленно, стихийно, хотя и не без содействия общинной администрации, вели к одному результату — к созданию регулярного уличного плана.

Эта естественная эволюция плана селения ускорялась и получала определенное направление при некоторых дополнительных условиях. Так, если селение возникало на берегу судоходной реки или у большой транзитной дороги, то уже первые усадьбы сразу ставились в ряд, а затем развивалась сеть улиц перекрестно-рядовой формы. При превращении погоста в село нередко сразу складывалась радиально-кольцевая сеть улиц с центром на торговой площади. И наоборот, регулирование плана могло задержаться, например, из-за неровного рельефа или иных особенностей местности, из-за раздела селения между несколькими помещиками. Поэтому в конечном счете в лесной зоне в XVII в. одновременно существовало много форм поселений, находившихся на различных стадиях развития, причем на севере и северо-востоке преобладали ранние стадии (начиная с починков), а на юго-западе, особенно близ Москвы, — поздние стадии (до больших многоусадебных селений с развитой уличной сетью) 7.

Сельские усадьбы феодалов, за исключением центральных усадеб монастырей, находились в крестьянских селениях (ранее встречались и отдельно стоящие боярские дворы, но к XVII в. они обросли крестьянскими усадьбами и превратились в такие же сельца и села, как и те, что развились из крестьянских селений). Усадьба мелкого или среднего помещика и похожая на нее хозяйственная усадьба в монастырской вотчине имела двор с домом владельца или приказчика, ко двору примыкали огороды, сады, огуменники и т. д. Более крупная усадьба состояла из нескольких пристроенных друг к другу жилых и хозяйственных дворов разного назначения. В большой вотчине бывало несколько главных и второстепенных усадеб в разных селениях. Богатый феодал часто владел многими имениями в различных частях России. Усадьба самого мелкого помещика могла быть меньше богатой крестьянской. Но усадьбы всех феодалов, малых и больших, отличались от крестьянских составом построек и наличием оборонительных оград.

Сельская приходская церковь с дворами духовенства и кладбищем как на погосте, так и в селе образовывала единую усадьбу, часто в общей ограде. Эта усадьба обычно была и административным центром общины, в церковной трапезной крестьяне собирались для решения «мирских» дел (встречались, впрочем, и специальные постройки для этого). Тут же жили в избушках (кельях) нищие, нередко они организовывались в маленький монастырек, не имевший феодальных прав, не подчиненный центральным церковным властям и служивший фактически просто богадельней. В пограничных районах церковные усадьбы получали оборонительные ограды и служили крепостями-убежищами для крестьян в военное время. На севере России до сих пор сохраняется немало таких церковных усадеб с деревянными храмами, некоторые из них являются выдающимися памятниками архитектуры.

За пределами селений могли располагаться на особых участках бани и пожароопасные постройки (кузницы и т. п.), хотя в XVII в их вынесение из дворов не считалось столь обязательным, как впоследствии.

О внешнем облике сельских поселений в лесной зоне можно судить по некоторым рисункам и чертежам XVII в. К числу наиболее реалистичных относятся рисунки в так называемом «Альбоме Мейерберга», выполненные в 1661 г. на пути от Пскова через Новгород до Москвы8. Поскольку зарисованные селения находились на крупнейшем транзитном тракте, среди них не могло быть ни однодворных деревень, ни погостов без крестьянских дворов, — все это встречалось лишь вдали от городов и больших дорог. Кое-где видны многодворные селения, но еще без оформившихся улиц. Преобладают уличные селения. В одном случае угадывается радиальная система улиц в селе, развившемся из погоста. Еще более развитая уличная застройка, уже сходная с го родской, видна в пригородных деревнях на плане-панораме Тихвинского посада 1678 г. 9

В смежных частях лесной и лесостепной зон, особенно в окруженных лесами безлесных районах («опольях»), встречалась особая система сельского расселения, сложившаяся, по-видимому, задолго до XVII в., с довольно плотно сгруппированными селами и сельцами, но совершенно без деревень. Такое селение имело специфическое подковообразное расположение усадеб вокруг площади, посредине которой стояла церковь. В некоторых районах Тульской, Рязанской, Владимирской, Горьков-ской и соседних областей села до сих пор сохраняют эту форму, только площади после перепланировок XIX в. стали многоугольными или квадратными. Об их облике можно судить по изображениям двух таких сел близ Суздаля на землеустроительном чертеже 1672 г. 10 Время и причины образования такой системы расселения еще требуют выяснения11. Иначе развивались сельское расселение и поселения на лесостепном и степном юге — на территории нынешних центрально-черноземных областей, в Среднем и Нижнем Подонье. В XVII в. продолжалось и завершалось начатое в предыдущем столетии отвоевание этих земель у крымских и ногайских татар. Территория заселялась тремя последовательными волнами переселенцев. Впереди шли самостоятельные группы крестьян среднерусского и украинского происхождения (так называемая «вольная колонизация»); за ними двигались регулярные московские войска, строившие одну за другой оборонительные линии — засечные черты — и селившиеся вдоль них («военная колонизация»); третью волну составляли переселяемые яз средней полосы России помещичьи и монастырские крестьяне, а на юге — также бежавшие из Польско-Литовского государства украинцы. В течение XVI, XVII и начала XVIII вв. эти три волны одна за другой проходили через интересующую нас территорию, оставляя свои следы в системах расселения и типах поселений.

О расселении и поселениях «вольных» поселенцев можно судить по донской казачьей системе расселения, до начала XVIII в. сохранявшей облик, близкий к первоначальному. Земля (юрт) каждой казачьей общины тянулась узкой полосой перпендикулярно большой реке (Дону, Северскому Донцу, Хопру и пр.) на десятки, нередко более чем на сотню верст. Близ реки находились зимние пастбища со специальными скотными дворами и связанными с ними зимними селениями — зимовниками, или базами. Дальше располагались поля, далеко разбросанные из-за применения залежной системы земледелия (одна из степных переложных систем). При них находились летние полевые станы — летники, или кбши. Еще дальше лежали степные летние пастбища. У реки близ зимовников-базов находился городок — крепость-убежище и общинный центр. В мирное время здесь помещался гарнизон на казарменном положении (без семей), остальное население собиралось сюда при нападении врагов. Городки были застроены без подразделения на усадьбы крупными, но примитивными, часто полуземляночными жилищами типа казарм. Усадьбы казачьих семей находились в зимовниках и, за исключением усадеб богатой верхушки казачества, имели еще более примитивные постройки, вплоть до конических шалашей-полуземлянок с очагом посредине. Лишь позже, в XVIII—XIX вв., сложилась дошедшая до начала XX в. система многосемейных постоянно обитаемых станиц и хуторов. У других групп казаков, русских и украинских, происходило примерно то же, с отличиями в деталях и терминах12.

Система расселения «служилых людей» в первое время после постройки каждой очередной засечной черты не очень сильно отличалась от казачьей. Черта представляла собой цепь крупных и мелких крепостей— городов, городков, острогов, острожков, соединенных между собой полевыми укреплениями. Хозяйство «служилых людей» хотя и было уже преимущественно земледельческим, но, как и у казаков, еще требовало сезонных переселений в связи с применением степных вариантов переложных систем земледелия. Постоянные мелкие селения при полях, вроде лесных деревень, здесь были бы слишком беззащитны в военном отношении. Поэтому большая часть служилых людей (стрельцы, городовые казаки, солдаты и др.) вначале имела зимние усадьбы в крепостях или в примыкавших к ним слободах, а при дальних полях — лишь летние станы. Особые зимние селения вне связи с крепостями имели лишь некоторые группы служилых людей, в основном «дети боярские»13.

Хотя крупные крепости и назывались городами, но лишь немногие из них, в основном Тула, Путивль, Воронеж, имели в XVII в. уже заметное количество городского ремесленно-торгового населения. Остальные крепости в социально-экономическом отношении были поселениями сельского типа. Сходство с городами создавалось внешними укреплениями и высокой плотностью застройки, но усадьбы по составу построек были крестьянскими (имели огуменники, специфические для крестьян типы жилых и хозяйственных строений).

После каждого переноса засечной черты к югу большинство служилых людей оставалось на месте и превращалось фактически в крестьян (хотя юридически это оформлялось много позже). Полевые станы заменялись более капитальными селениями. В течение некоторого времени существовали семьи с двумя усадьбами: зимней в крепости и летней за ее пределами. Затем население расслаивалось: одна часть сохраняла за собой усадьбы в крепостях и ближние поля, превращалась затем в горожан, если крепость развивалась в город, или в крестьян, если крепость превращалась в село; другая часть оседала в неукрепленных селениях и превращалась в основном в крестьян, за исключением наиболее богатых служилых людей, становившихся мелкими помещиками.

В это же время остатки неосвоенных земель занимались упомянутыми помещичьими и монастырскими русскими крестьянами и беженцами с Украины. Среди донских казаков тоже селились не поступавшие в казачество русские и украинские крестьяне.

Так, в результате наложения друг на друга трех последовательных волн переселенцев к концу века сложилась система сельского расселения с очень разнообразными названиями типов поселений. Имелись и казачьи зимовники, летники и городки (в Среднем и Нижнем Подонье), и села, сохранившие названия мелких крепостей засечных черт, и многочисленные стрелецкие, солдатские и подобные слободы, и называвшиеся также слободами поселения украинцев, и села, сельца и деревни крепостных крестьян среднерусского происхождения. Но под всей этой пестрой номенклатурой уже складывалась такая же, как и в лесной зоне, единообразная система многосемейных поселений крестьянского типа, объединенных вокруг крупных торговых сел (будущих волостных центров), а в казачьих районах — вокруг игравших ту же роль крупных •селений, названных впоследствии станицами.

Поскольку основывались сразу многоусадебные поселения, которые по военным условиям должны были иметь компактный план, усадьбы обычно ставились рядами вдоль дорог, что у служилых людей прямо предписывалось администрацией. По-видимому, вначале создавались «селения с усадьбами лишь вдоль одной стороны дороги, судя по тому, что в конце XVIII — начале XIX в. такие селения еще преобладали.

Разница между крестьянскими и помещичьими усадьбами была не так заметна, как в лесной зоне, во-первых, из-за наличия прослойки бо-татых служилых людей, занимавших промежуточное положение между крестьянами и мелкими феодалами; во-вторых, потому, что здесь не только помещичьи, но и крестьянские дворы имели оборонительные юграды. Усадьбы средних и крупных феодалов были, в общем, такими же, как и в лесной зоне.

Мало имеется сведений о системах расселения и формах поселений в XVII в. у русских крестьян Среднего Поволжья и Прикамья. В этих районах картина осложнялась тем, что русские селились чересполосно с местным неславянским крестьянством, уже имевшим собственные, более или менее развитые системы расселения и формы поселений. К XIX в. здесь сложилась та же, что и везде, система многоусадебных селений, объединенных вокруг торговых сел.

В Сибири русские крестьяне и близкие к ним группы служилых людей успели заселить в XVII в. в основном лишь лесостепную зону. Вначале основывались крупные поселения — слободы, села. Плотность населения была ничтожна, резервы земель практически безграничны, светских и церковных феодалов почти не было. Государство-землевладелец не могло контролировать использование неизмеренных земель и ограничивалось взиманием податей и организацией «десятинной пашни» — особой государственной барщины, далеко не столь обременительной, как формы феодальной эксплуатации в центре страны. В этих условиях крестьянские общины становились фактически хозяевами положения. Складывалось экстенсивное хозяйство на основе земледелия с залежно-паровой системой (степная аналогия лесопольно-паровой), требовавшее сезонных переселений к дальним полям. Центральное селение общины (слобода, село) становилось фактически сезоннообитаемым, зимним. Вокруг располагался общественный выгон (поскотина) радиусом в несколько верст. Далее были разбросаны на десятки верст заимки — мелкие, часто односемейные селения при полях. Ближние заимки были летними, дальние — постоянно обитаемыми. Они играли и роль починков при освоении новых земель. Эта система видна из документов XVII—XVIII вв.14, но во многих местах она сохранилась до середины и даже до конца XIX в. (только без «десятинной пашни», упраздненной в XVIII в.), когда и была подробно описана15. В тех немногих районах лесной зоны Сибири, где успели появиться заметные группы русских крестьян, система постоянно обитаемых многоусадебных сел и деревень складывалась относительно быстрее, чем в лесостепной зоне16. В сибирских слободах и селах, в связи с быстрой ликвидацией военной опасности, усадьбы располагались рассредоточено, с последующим образованием групп усадеб родственников и развитием уличного плана.

Выше уже говорилось об одном из путей образования новых городов—из крупных крепостей на засечных чертах. Подобным образом создавались города и на основе крепостей в Сибири, где поселения тоже нередко получали наименование «город» раньше, чем становились городами в социально-экономическом смысле.

В центре, на севере и северо-западе Европейской России шел другой процесс: с XV—XVI вв. возникали мелкие ремесленно-торговые поселения без укреплений (на новгородских землях их называл» рядками). Это было вызвано развитием общественного разделения труда в сельском хозяйстве, ростом потребности в ремесленниках-профессионалах, обслуживающих нужды крестьянского хозяйства (кузнецы и пр.). В XVII в. процесс продолжался, поселения такого рода "были известны под общим названием непашенных слобод, которые по мере роста переименовывались в посады, но городами не назывались.

В таких слободах и посадах вследствие отсутствия полей и недостатка усадебной земли развивалась крайне тесная застройка. Участки представляли собой узкие полоски, вытянутые перпендикулярно улице,, у бедняков—не шире стандартного трехсаженного сруба избы. Поэтому избы ставились вплотную друг к другу, дверями прямо на улицу (чего у крестьян никогда не наблюдалось); въезды во дворы делались с задворков. В «Альбоме Мейерберга» среди многих крестьянских селений1 резко выделяется указанными особенностями посад Сольцы17. К таким* ремесленным слободам и посадам были близки по общему характеру и путям развития довольно многочисленные рыбачьи слободы у больших; рек и озер (например, город Рыбинск до XVIII в. именовался Рыбной слободой), таковы же были развившиеся на основе морских промыслов и солеварения поморские посады на Белом море.

Несколько иначе преобразовывались в поселения городского типа некоторые торговые села у больших дорог и крупных рек: тут городской характер поселения создавался не столько бедняками-ремесленниками, сколько крестьянами, разбогатевшими на торговле, содержании постоялых дворов, а в приречных селах — на судостроении и судовладении. Так, город Данилов между Вологдой и Ярославлем в 1675 г. 'Проезжий иностранец описал как «красивое селение Даниловское, по величине и красоте похожее на город, с рынками и тюрьмами...» 18. В конце века началось типичное для следующего столетия развитие в оброчных вотчинах крупных феодалов больших промышленных сел-городов, таких, как Павлово близ Нижнего Новгорода, Иваново близ Шуи и др.

Города, официально носившие это название, в Российском государстве XVII в. были более единообразны, чем сельские поселения. В них замечается мало различий по физико-географическим регионам и мало изменений в течение столетия. Более заметны различия между старыми городами, появившимися до XVI в., и новыми, построенными в XVI— XVII вв.

В сети старых русских городов главными узлами были теперь уже не знаменитые столицы княжеств прежних времен, а города с многочисленными и богатыми группами ремесленно-торгового населения. Наиболее значительными стали на Волжском торговом пути Ярославль, Кострома, Нижний Новгород, Казань, на Сухонско-Северодвинском — Вологда, Великий Устюг, Холмогоры, Архангельск. Несколько отстали в своем развитии Новгород и Псков; они были сильно разорены во время войн конца XVI — начала XVII в., их торговое значение сократилось после утраты Россией выхода к Финскому заливу, а ремесленное население отчасти заменилось военным ввиду пограничного положения19.

Основную часть населения старых городов составляли занятые ремеслом и мелкой торговлей лично свободные, платившие все налоги

«посадские люди». До середины столетия с ними конкурировали ремесленники и мелкие торговцы, состоявшие в крепостной зависимости от церковных и светских феодалов, в оклад не положенные и находившиеся в несколько более благоприятном экономическом положении, чем «посадские». Эта конкуренция, при чересполосном размещении «черных» и «белых» земель (земель податных и неподатных сословий) на городской территории, подрывала экономическое положение «посадских людей», создавала в городах постоянную конфликтную ситуацию и мешала нормальному развитию городов. Еще на рубеже XVI—XVII вв. Бо-рис Годунов пытался для устранения этих противоречий превратить владельческих ремесленников в «посадских», но реформа не была завершена, а события крестьянской войны и иностранной интервенции свели на нет ее отдельные результаты, и к середине века положение еще более усложнилось. Наконец, в результате нарастающего возмущения горожан, вылившегося в восстание 1648 г. в Москве, правительство в 1649 г. произвело отраженную в известном Соборном Уложении реформу («посадское строение»): владельческие ремесленники были превращены в «посадских людей», занятые их усадьбами земли отобраны у феодалов и приравнены к посадским (т. е. государственным) землям. Социальная структура городов стала проще и однороднее, дальнейшая ее эволюция до конца столетия выражалась уже не столько в борьбе сословий, сколько в экономическом расслоении «посадских людей».

Значительную часть населения старых городов составляли разного рода военные «служилые люди», но, в отличие от «служилых» в окраинных крепостях, они не имели за городом полей и в мирное время тоже промышляли ремеслом и торговлей. В больших городах, особенно в Москве, заметными группами были «торговые люди» (купцы) разных категорий, духовенство приходских церквей и др. В городах имели городские усадьбы светские и церковные феодалы, владевшие окрестными землями, нередко располагались здесь и центральные усадьбы монастырей. Эта часть владений феодалов на городской территории сохранилась и после реформы 1649 г.

Хотя крестьянам не полагалось постоянно жить в городах, фактически они там разными путями приживались: дворовые крестьяне в городских усадьбах феодалов начинали заниматься ремеслом и торговлей, богатые крестьяне из сельских мест обзаводились в городах усадьбами для приезда с целью торговли; бывало, что разросшиеся города поглощали пригородные крестьянские селения, жители которых после этого еще долго сохраняли полевое хозяйство. Следует заметить, что хотя общим признаком всех групп настоящих горожан было отсутствие полевого земледелия в хозяйстве, земледелие в форме огородничества и садоводства играло в их хозяйстве очень большую роль. Горожане содержали много скота, для которого имелись выгоны в черте города и за городом.

Количественные соотношения между основными группами городского населения были различны в разных городах. Например, в Москве как столице было относительно больше, чем в других городах, представителей феодальных сословий и различных государственных служащих. «Служилых людей» было много в Москве и в пограничных городах и гораздо меньше во всех остальных. Преимущественно в Москве жили иностранцы западноевропейского происхождения20.

Центром города была крепость — город в узком смысле слова (в некоторых городах сохранялись более старые термины: кремль, кром, детинец). В Москве в Кремле находились резиденции царя и патриарха, важнейшие приказы, соборные храмы. В других городах в крепостях помещались воеводские и архиерейские дворы, помещения городской и уездной администрации, городские соборы, военные склады, имелись осадные дворы (дворы на случай осады) богатейших горожан и окрестных феодалов.

В малых и средних городах к крепости примыкала неукрепленная часть поселения — посад, где жили упомянутые основные группы горожан. В крупных городах посад или отдельные его части обычно тоже-имели внешние укрепления и потому нередко носили особые названия, включавшие слово «город»: Китай-город в Москве, Окольный город в Пскове и т.д. В оборонительную систему города входили центральные усадьбы монастырей среди посада и в ближайших пригородах, имевшие упрепления, нередко не уступавшие центральной крепости и даже превосходившие ее (например, в Ярославле Спасский монастырь в военном отношении практически заменял центральную крепость). Кроме того, существовали поселения городского типа, развившиеся на основе расположенных вне городов центральных монастырских усадеб, обросших слободами и посадами монастырских ремесленников, и вообще не имевшие иной крепости, кроме монастырской. Городские и пригородные усадьбы светских феодалов и богатейших «торговых людей» тоже имели укрепления, хотя не конкурировали в этом отношении с кремлями и монастырями. Впрочем, двор «имянитого человека» Строганова в Сольвычегодске фактически заменял городской кремль, и в 1613 г. его не смогли взять поляки, взявшие приступом укрепленный посад. Укрепления многих центральных городских крепостей и крупнейших монастырей, а в ряде больших городов и укрепления посадов были каменными. На преобладали деревянные и земляные оборонительные сооружения.

Посад в широком смысле (вся городская территория вне крепости и центральных усадеб монастырей) имел сложную структуру. Собственно посад— район, сплошь заселенный «посадскими людьми»—мог подразделяться, при значительных его размерах, на сотни и слободы (в Москве в середине столетия было около двух десятков таких подразделений). В старых городах это деление сложилось задолго до XVII в., отчасти благодаря группировке ремесленников по профессиям, отчасти в связи с организацией городского ополчения, иногда и просто в силу топографических особенностей (скажем, отдельной слободой мог быть назван городской район, отделенный от остальных рекой, оврагом и т. д.).

В пределах сотен и слобод существовало еще более дробное подразделение на церковные приходы, часто совпадавшее и с профессиональными группировками. Все эти крупные и мелкие части посада имели свое общинное самоуправление, в компетенции которого находились раскладка налогов и повинностей, забота о городском благоустройстве и пожарной безопасности, полицейские функции и судопроизводство по мелким местным делам, организация ополчения и т. д.

Кроме сотен и собственно посадских «черных» (т. е. податных) слобод, в составе посада и примыкавших к нему пригородов находилось обычно еще много других обособленных районов, тоже называвшихся слободами, где жили отдельные группы «служилых людей», иностранцы, татары, до реформы 1649 г.—монастырские и другие владельческие ремесленники и т. д.

Правительство вообще стремилось группировать население на городской территории строго по сословиям и даже по мелким подразделениям сословий, наделяя разные группы усадебными участками различного размера по определенным нормам. Но, несмотря на ограничения, не были закрыты возможности для перехода усадебных участков от одних сословий к другим путем перепродажи, наследования и т. д. Горожане всех сословий стремились обзавестись усадьбами ближе к центру города. В Москве шло систематическое вытеснение «посадских людей» феодалами от центра к окраинам. В центральных районах городов у всех сословий росла средняя плотность застройки по сравнению с окраинными районами. Вместе с тем, благодаря дроблению или объединению первоначально равных усадебных участков, в каждом районе появились чересполосно расположенные крупные и мелкие усадьбы.

Старые города имели нерегулярную уличную сеть, нередко сохранявшуюся еще с домонгольского времени. Эта сеть имела обычно более или менее определенное радиально-кольцевое построение, стихийно сложившееся при разрастании посада вдоль дорог, расходившихся от крепостных ворот. Точнее, в большинстве случаев развивалось лишь два-три сектора такого плана. Полный план этого типа получила Москва, из небольших городов можно назвать Вязьму. Типичная схема эволюции таких городов: крепость еще в домонгольское врем"я ставилась на мысу при впадении малой реки в большую, между этими реками появлялся примыкавший к крепости первый сектор посада с радиально-кольцевой сетью улиц, затем за малой рекой вырастал второй сектор, потом — слободы за большой рекой. В планах старых русских городов XVII в. можно видеть все стадии этой эволюции. Так развивались, например, Псков и Ярославль, еще до XVI в. все эти стадии прошла Москва. Реже складывались иные формы уличной сети, например перекрестно-рядовая в Новгороде. Однако при всех вариантах общей схемы плана даже главные улицы были обычно далеко не прямыми и не широкими, а между ними преобладали кривые, запутанные переулки и тупики.

Правительство еще в XVI в. осознало неудобства нерегулярной уличной сети и пыталось постепенно выпрямлять и расширять улицы, особенно после больших пожаров. Но в старых городах это плохо удавалось как из-за слабости местной власти и силы традиций, так и вследствие особенностей самих старых планов: древние центры городов часто по оборонительным соображениям располагались на пересеченном рельефе, между извилистых речек и озер, сами крепости имели сложную, нерегулярную форму плана, важнейшие узлы уличной сети были задолго до XVII в. закреплены приходскими церквами, которые нельзя было переносить. Сильно мешала регулированию городских планов и упомянутая чересполосица «черных» и «белых» земель до 1649 г.21

На общий облик городской застройки влияли весьма разнообразные городские усадьбы. Их устройство в большой степени определялось размером и конфигурацией участка, то и другое зависело от бедности «ли богатства владельца (любого сословия) и от местоположения усадьбы в городе (учитывая упомянутый рост плотности застройки от окраин к центру).

Усадьба среднего горожанина в районе со средней же плотностью застройки имела обычно прямоугольный участок шириной (вдоль улицы) около 10 саж. и длиной (перпендикулярно улице) примерно 15— 30 саж. Участок четко делился на двор, прилегавший к улице, и огород, или сад в глубине квартала. В центральной части города ширина участка уменьшалась до 5—4 саж., постройки во дворе могли стоять только-в один ряд. В окраинных районах, наоборот, встречались широкие дворы, наподобие крестьянских.

Лишь самый богатый феодал или купец мог позволить себе скупить на посаде столько земли, чтобы устроить такой же просторный, почти квадратный двор с хоромами посредине, как в сельских усадьбах феодалов. Обычно в центральных районах города богатство владельцев, двора выражалось более в высоте хором (до 3—4 этажей), чем в ширине двора. Городские усадьбы феодалов, в отличие от сельских, как правило, не имели скотных и других специальных хозяйственных дворов, обособленных от главного жилого двора.

Особый облик имели кварталы городской бедноты, мелких ремесленников, рядовых «служилых людей»: ширина участка бывала нередко менее 4 саж., и создавалась специфическая, предельно уплотненная застройка без проездов во дворы и с дверями, на улицу. В такие дворы заезжали через огороды из переулка, проложенного посреди квартала.

Относительно просторные дворы имели высокие глухие ограды в виде бревенчатых тынов и заборов, при более тесной застройке ограды частично или полностью заменялись стенами жилых или хозяйственных строений, поставленных по краям двора, но во всех случаях дворы были замкнуты со всех сторон. Посреди квартала, обнесенного по периметру сплошным рядом таких дворов, находились сады и огороды, разделенные более легкими жердяными и плетневыми изгородями22.

Общий характер городской застройки виден из серии планов-панорам Москвы XVII в., выполненных иностранцами. Надо лишь учесть, что на каждом плане весь город изображен с каким-либо одним типом застройки, на самом деле каждый из этих типов был характерен лишь для определенных городских районов. Видимо, авторы-иностранцы знали и рисовали застройку лишь тех районов, где жили сами. Например, из сравнения относящихся к одному и тому же району города фрагментов двух планов-панорам, близких по времени (так называемые «Петров план» рубежа XVI—XVII вв. и «Сигизмундов план» 1610 г.), видно, что в обоих случаях изображение не соответствует действительной застройке данного района и является лишь условным символом, но при этом на первой панораме, в общем, правильно, хотя и упрощенно, передан характер застройки окраинного района, а на второй весьма реалистически нарисована более плотная застройка, типичная для средних феодалов и богатых посадских людей в центральных частях города23. Описания усадеб, соответствующие рисункам, имеются во многих документах XVII в. Более или менее схематические, стилизованные изображения городской застройки постоянно встречаются на иконах и в книжной графике XVII в.

О действительном разнообразии усадеб даже в пределах небольших городских районов можно судить по составленным в XVII в. схематическим планам некоторых таких районов24 и по единственному в своем роде рисунку, очень точно изображающему часть г. Суздаля в 1700 г.25

О тесноте застройки в центральных районах городов и связанных -с нею сторонах быта говорят статьи Уложения 1649 г.: «А будет кто учнет у себя на дворе ставити хоромы блиско межи соседа своего, и ему тех своих хором на меже соседа своего не ставити...», «Также и печи и поварни на дворе к стене соседа своего никому не делати...». Владельцу высоких хором на «ниские хоромы соседа своего воды не лити и сору не метати...»26. Кроме этих и подобных юридически узаконенных положений были еще правила, носившие характер моральных норм, за исполнением которых наблюдало приходское духовенство, например не загораживать своими постройками вид из окон соседа, не делать в своих постройках таких окон, из которых можно смотреть во двор или в окна соседа и т. д. 27

В усадьбах горожан-ремесленников, торговавших своими изделиями, торговых помещений не было. Вся торговля была сосредоточена на городской площади, а в большом городе — на нескольких площадях, где каждый ремесленник имел или лавку, или хотя бы место для торговли. Простейшая лавка — деревянный стол с навесом над ним, какие по сей день можно видеть на сельских торговых площадях. У богатых лавка имела вид срубного амбарообразного строения, иногда с несколькими помещениями. Лавки группировались на площади в ряды по роду продаваемых товаров. Если площадей было несколько, то и они полу-чали определенную специализацию. В больших городах лавки объединялись в торговые ряды, в Москве в Китай-городе имелись каменные ряды, а также каменные погреба под лавками28. Лавки при домах и на улицах перед домами как исключение из общего правила имелись в XVII в. (возможно, и раньше) лишь в Архангельске и Холмогорах. Для приезжих купцов имелись в больших городах гостиные дворы, обстроенные вокруг жилыми и складскими помещениями с галереями. Остатки построек такого двора сохранились, например, в Архангельске.

Усадьбы городских приходских церквей были подобны сельским, только теснее застроены и нередко с каменными храмами. В их оградах также располагались дома духовенства и кельи нищих.

Вид крупных усадеб с массивными глухими оградами имели различные административные «дворы» (например, таможенные), а также промышленные заведения мануфактурного типа в Москве («Пушечный двор», текстильные, кожевенные предприятия) и в ряде других городов (например, металлургические и металлообрабатывающие предприятия Тулы и Каширы, канатное производство в северных городах)

Города требовали коммунального благоустройства. Через реки возводились мосты, наплавные и постоянные. Еще в середине столетия проектировался первый каменный мост через Москву-реку. В 1687—1692 гг. он был построен поблизости от современного Большого Каменного29. Термин мост означал также дорожное покрытие в виде бревенчатого» настила, применявшееся на главных улицах и площадях больших горо-дов, а также во дворах богатых усадеб. Изредка, например, в Московском Кремле встречалось и каменное замощение. Набережные укреплялись бревенчатыми (срубными или тыновыми) подпорными стенками. В сырых местах делался подземный дренаж с деревянными трубами. Местами применялся и водопровод такой же конструкции для подачи ключевой воды к водоразборным колодцам. Хотя об этом мало прямых сведений XVII в., но поскольку при археологических раскопках находят такие устройства более старого времени, иногда даже действующие, можно думать, что и в XVII в. они строились, а старые поддерживались в исправном состоянии30. Конечно, города были грязны, не уступая в этом отношении западноевропейским и азиатским, но некоторые меры для поддержания чистоты все же принимались. Владельцы усадеб были обязаны чистить улицы перед своими дворами. Для городской бедноты имелись общественные бани (средние и богатые горожане строили бани в усадьбах).

Мощение и очистка улиц, несение полицейской и пожарной служб осуществлялись отчасти «служилыми людьми» городских гарнизонов, отчасти — гражданскими должностными лицами, которые содержались на счет посадского населения, и самими «посадскими людьми» в порядке очереди. Полицейской и пожарной службами руководили так называемые «объезжие головы». В городах, особенно больших, соблюдался, говоря современным языком, комендантский час. Улицы на ночь загораживались решетками, устанавливались сторожевые посты, велось патрулирование.

Пожарная служба была особенно необходима при почти сплошь деревянной застройке (каменные здания, кроме крепостей и церквей, были редки и стали заметно распространяться лишь к концу столетия).. О пожаре подавался сигнал колокольным набатным звоном. Собственно тушение пожара сводилось в основном к разборке построек вокруг горящего здания, хотя, судя по наличию в посадском пожарном инвентаре водоливных машин и медных труб, велась и активная борьба с огнем. Более развиты были профилактические мероприятия: деревянные крыши обкладывались сверху дерном; в летнее время запрещалось топить печи в домах, рекомендовалось использовать внедомовые печи на огородах, вдали от построек. Пожароопасные производственные по-стройки выносились на особые участки или за город. Специальные указы о противопожарных мерах рассылались по всем городам почти ежегодно. Несколько раз накладывались ограничения на строительство высоких, многоэтажных деревянных построек в городских усадьбах, так как с них огонь легче перекидывался на соседние строения. Поощрялось каменное строительство. В богатых усадьбах раньше каменных домов получили распространение каменные палатки — противопожарные кладовые-сейфы. После пожаров, нередко весьма опустошительных, деревянная застройка восстанавливалась очень быстро, так как была орга низована продажа в разобранном виде готовых срубов и других строительных деталей стандартных размеров31.

Новые города, построенные в XVI—XVII вв., отличались от старых прежде всего значительно большей регулярностью плана и единообразием застройки. Здесь правительственные меры в этом направлении были более успешны, чем в старых городах. Это были главным образом города, развившиеся из крепостей на засечных чертах и в Сибири. Строители не были стеснены старой уличной сетью. С конца XV в. русские крепости, в отличие от более старых, строились с геометрически-правильными, обычно прямоугольными планами, на относительно ровных местах, чем определялась и планировка ближайших к ним районов посада. «Служилые люди», составлявшие на первых порах большинство населения таких городов, были связаны воинской дисциплиной, от них легче было требовать соблюдения регулярности в застройке. В момент основания такого города или при восстановлении после пожара нередко целые слободы единовременно заселялись воинскими частями, в полном составе переведенными из других мест или вновь сформированными. При этом возводилась за казенный счет сразу вся жилая застройка, с полной унификацией и стандартизацией усадеб и строений. Видимо, именно такими случаями обусловлено появление в книжной графике изображений идеально прямых улиц с рядами совершенно одинаковых домов. Планы некоторых таких городов, например Тулы или Тюмени, достигали уже такой степени регулярности, что в конце XVII в. характерные для следующего столетия идеи регулярной планировки не могли составлять для русских строителей чего-либо неожиданного. Появившийся на рубеже столетий проект плана Таганрога с регулярностью, доведенной до полной симметрии, составляет уже переход к следующему, петербургскому этапу истории русского градостроительства32.


1 Под крестьянской общиной мы здесь подразумеваем не общину-землевладельца (таких на данной территории в XVII в. уже не было) и не только общину с уравнительно-передельным землепользованием (таких было еще мало), но вообще объединение первичных производственных коллективов (крестьянских семей) в коллектив второго порядка с целью хозяйственной взаимопомощи, обычно имевший еще ряд функций (регулирование землепользования, раскладка налогов, судопроизводство и т. д.).

2 Здесь и ниже приводим только наиболее распространенные общерусские термины, не перечисляя многих местных, и притом только в значениях XVII в., не разбирая их историю (некоторые термины известны со времен Киевской Руси и успели до XVII в. несколько раз изменить свое значение)

3 См.: Л-ш А. Сельская община в Олонецкой губернии.— «Отечественные записки», 1874, № 2, с. 225—226; Соколовский П. А. Очерк истории сельской общины на севере России. Спб., 1877, с. 27—32, 52—57, 72; Приклонский С. А. Народная жизнь на Севере. М., 1884, с. 89—94; Ефименко А. Исследования народной жизни, вып. I. M., 1884, с. 202—206, 230—232; Иванов П. И. Поземельные союзы и переделы на севере России в XVII в. у свободных и владельческих крестьян. — Древности. Труды Археографической комиссии Московского Археологического общества, т. 2, вып. 2. М., 1902, с. 204—262; Богословский М. Земское самоуправление на русском Севере в XVII в., т. 1. М., 1909, с. 31—47, 161; т. 2. М., 1912, с. 19—52; Витов М. В. Формы поселений Европейского Севера и время их возникновения. — КСИЭ, вып. 29. М., 1958, с. 36; Он же. Историко-географическиэ очерки Заонежья XVI—XVII вв. М., Изд-во Моск. ун-та, 1962, с. 35—36, 99—114, 139, 142, 161—163, 174—184.

4 Первая из этих двух версий развивалась многими дореволюционными историками и поддерживается некоторыми современными (см.: Л е в о ч к и и И. В. К вопросу о системах земледелия в Северо-Восточной Руси XV—XVI вв. — «Учен. зап. Моск. пед. ин-та», 1970, № 359, с. 154—174; Он же. Некоторые проблемы возникновения и эволюции земледельческого поселения в Северо-Восточной Руси XV—XVI вв.— Там же, с. 175—187; Шенников А. А. Земледельческая неполная оседлость и «теория бродяжничества». — В кн.: Этнография народов СССР. Л., 1971, с. 76—80, 88—90. Он же. Крестьянские усадьбы Среднего Поволжья и Прикамья с XVI до начала XX вв.— В кн.: Этнография народов Восточной Европы. Л., 1977, с. 4—10. Обоснование второй версии см.: Греков Б. Д. Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII в. М., 1946, с. 22—59, 784—796).

5 См.: Воронин Н. Н. К истории сельского поселения феодальной Руси. — ИГАИМК. вып. 138. Л., 1935, с. 28—36, 57—58, 65—75; Веселовский С. Б. Селе и деревня в Северо-Восточной Руси XIV—XVI вв. — Там же, вып. 139. М.—Л., 193d, с. 12—36, 131—133; Готье Ю. В. Замосковный край в XVII в. Изд. 2. М., 1937, с. 52—54, 93—106; Романов Б. А. Изыскания о русском сельском поселении эпохи феодализма. — Труды ЛОИИ, вып. 2. М.—Л., 1960, с. 327—473.

6 см. гл. «Жилище» настоящего издания.

7 О ранних стадиях развития селений с разрозненными усадьбами и с группами усадеб родственников на севере см.: Ефименко А. Указ. соч., с. 202, 212—229, 294—298, 367—368; Иванов П. И. Указ. соч., с. 204—210; Богословский М. Указ. соч., т. 1, с. 146—465. Дальнейшая эволюция до образования уличных планов у русских крестьян в европейской части исследована хуже, так как почти все селения'перепланированы в XIX в. по «образцовым» проектам. Но об этих этапах эволюции дают представление материалы о поселениях неславянских народов на той же территории и у русских крестьян в Сибири, так как в этих случаях перепланировка задержалась и поэтому было лучше изучено естественное развитие селений. См.: Шенников А. А. Крестьянские усадьбы Среднего Поволжья.., с. 17—21; О последующей эволюции см.: Витов М. В. О классификации поселений. — «Советская этнография», 1953, № 3, с. 36—37; Он же. Формы поселений, с. 31—37; Он же. Историко-географические очерки..., с. 19, 146—155; Иконников А. В. Планировочные традиции в народном зодчестве. — «Архитектурное наследство», 1962, № 14, с. 163, 174—179.

8 Альбом Мейерберга. Виды и бытовые картины России XVII в. Спб., 1903.

9 см.: Сербина К. Н. Очерки из социально-экономической истории русского города. М.—Л., 1951. Приложение.

10 Чертеж из коллекции Суздальского музея, собранной А. Д. Варгановым (см.: Шеннияов А. А. Крестьянские усадьбы в XV!— XVII вв. (средняя и южная части Европейской России). — "Ар-хитектурное наследство", 1962, № 14, с. 69—71).

11 См.: Лебедева Н. И., Мл лоно в Н. П. Типы поселений Рязанской области. —«Советская этнография», 1950, № 4, С. 114—122; Иконников А. В. Указ. соч., с. 163—174; Бусыгин Е. П. Русское сельское население Среднего Поволжья. Казань. Изд-во Казанского ун-та, 1966, С. 191—196.

12 Обзор литературы об этом см.: Шенников А. А. Земледельческая неполная оседлость и «теория бродяжничества». — В кн.: Этнография народов СССР, с. 84-88.

13 Миклашевский И. Н. К истории хозяйственного быта Московского государства, ч. I. М., 1894, с. 26, 39, 59, 64—290.

14 См.: Ш у н к о в В. И. Очерки по истории колонизации Сибири в XVII — начале XVIII вв. М.—Л., 1946, с. 89—91; Бояршияова 3. Я. Население Томского уезда в первой половине XVII в. — «Труды Томского ун-та», 1950, т. 112. Сер. ист.-филол.,, с. 133—135, 184—185.

15 Обзор литературы по западной половине Сибири см.: Ш е н н и к о в А. А. Земледельческая неполная оседлость и «теория бродяжничества», с. 80—84. По более восточным районам см., например: Материалы по исследованию землепользования и хозяйственного быта населения Иркутской и Енисейской губерний, т. 2, вып. 2. М., 1890, с. 38—45, 134—135, 139—140; т. 4, вып. 2. Иркутск, 1893 с. 15—17,. 100—103.

16 См.: Шерстобоев В. Н. Илимская пашня, т. 1. Иркутск, 1949, с. 34—36, 306—320, т. 2. Иркутск, 1957, с. 187—221.

17 Альбом Мейерберга ..., рис. 15.

18 Посольство Кунраада ван Кленка к царям Алексею Михайловичу и Федору Алексеевичу. Спб., 1900, с. 368.

19 Общие сведения о городах см.: Смирнов П. П., Города Московского государства в первой половине XVII в., т. 1, вып. 2. Киев, 1919, с. 346—356; Очерки истории СССР. Период феодализма. XVII век. М., 1955, с. 199—205; История СССР с древнейших времен до наших дней, т. 2. М., 1966, с. 308—309; Водарский Я. Е. Численность и размещение посадского населения в России во второй половине .XVII в. —В кн.: Города феодальной России. М., 1966, с. 271—297.

20 О составе населения городов и его эволюции см.: Смирнов П. П. Посадские-люди и их классовая борьба до середины XVII в., т. 1—2. М.—Л., 1947—1949; Сербина К. Н. Указ. соч.; История Москвы, т. I. M., 1952, с. 456—492; Очерк» истории СССР. Период феодализма. XVII век, с. 201—220.

21 Радикальная перепланировка большинства старых русских городов была произведена лишь во второй половине XVIII в. На' составленных для этого геодезических планах новые улицы показывались сплошными линиями, а старые — пунктиром. В настоящее время эти планы являются важнейшим источником для изучения городов XVII в. (см.: Тверской Л. М. Русское градостроительство до конца XVII в. М.—Л., 1953, с. 43—50, 101—164. Об эволюции планов отдельных городов см.: Караваева Е. М. Градостроительное развитие Суздаля. — В кн.: Исследования по истории архитектуры и градостроительства. М., 1964; Шильниковская В. П. Великий Устюг. М., 1973).

22 Общие сведения о городских усадьбах см.: Л а п п о-Д анилевский А. С. О ве личине дворовых и огородных мест древнерусского города. — ЗОРСА, т. 3, вып. 3—4, новая серия. Спб., 1888, с. 308—314; Смирнов П. П. Города Москов ского государства.., т. I, вып. 1. Киев, 1917, с. 31—32; Гольденберг П. и Гольденберг Б. Планировка жилого квартала Москвы XVII, XVIII и XIX вв. М—Л., 1935, с. 49—54; Тверской Л. М. Указ. соч., с. 192—198.

23 См.: Барсуков А. Род Шереметевых, кн. 3. Спб., 1883. Приложение; План Москвы с гравюры XVII столетия. — «Известия русского Археологического общества», 1863, т. 4, вып. 5. Приложение. Обзор всех подобных планов см.: История Москвы, т. I, с. 252, 256, 296, 334, 424, 448, 574.

24 См.: Ламанский В. Сборник чертежей Москвы, ее окрестностей и г. Пскова XVII столетия. Спб., 1861; Белокуров С. А. Планы г. Москвы XVII-в. — В кн.: Дневнерусская картография, вып. 1. М., 1898.

25 Фрагмент иконы Евфросинии Суздальской из коллекции, собранной А. Д. Варгановым в Суздальском музее (см.: Караваева Е. М., Шенников А. А. Суздаль в 1700 г. (по изображению на иконе). —«Архитектурное наследство», 1969, № 18, с. 61—66).

26 Тихомиров М. Н., Епифанов П. П. Соборное Уложение 1649 г., с. 157—158.

27 См.: Алферова Г. В. Кормчая книга как ценнейший источник древнерусского градостроительного законодательства.— «Византийский временник», 1973, т. 35, с. 197—198, 214—220.

28 История Москвы, т. I, с. 423—435.

29 Панорама Москвы 1714 г. (гравюра Пикара) см.: Ровинский Д. А. Материалы для русской иконографии, вып. 10. Спб., 1890, № 387; История Москвы, т. I, с. 512—513.

30 См.: Рабинович М. Г. О древней Москве. М., 1964, с. 251—258.

31 Например: История Москвы, т. I, с. 465—467,474,482,508—509,510—511, 520—523.

32 См.: Тверской Л. М. Указ. соч., с. 51—100, 133—134; Проскурякова Т. С. Старое и новое в градостроительстве Сибири (вторая половина XVII—XVIII вв.).—«Архитектурное наследство». М., 1978, № 26, с. 53—57.


К началу текста Версия для печати